СЛОВО О ГРИНЕ
Алла Ненада,
заместитель директора
музея А.С. Грина
по научной работе
К известным именам художников слова ХХ век добавил ещё одно заветное имя – Александр Грин. Ушедший век, который отличился разрушением святынь, послал в мир своё особенное дитя – светлым силам требовался настоящий Рыцарь Духа…
– Когда я осознал, понял, что я художник, – говорил Грин, – хочу и могу им быть, когда волшебная сила искусства коснулась меня, то всю свою последующую жизнь я никогда не изменял искусству, творчеству… – я никогда не забывал слов Брюсова поэту: «Да будет твоя добродетель – готовность взойти на костёр!»
Творчество Грина было нацелено на единственное: «разгадать», почувствовать Прекрасное, и во времени, отпущенном судьбой, дать ему новый могучий свет, новые силы торжества.
Грин явил нам «в белый утренний час» Паруса надежды. Прислал в нашу бушующую штормами ночь женское божество – Фрези Грант, не боящуюся «ступить ногами на бездну».
В счастливое мгновенье встречи родных сердец мы слышим оркестр Циммера, его волшебную виолончель. И даже печальные вечера не оставят нашу душу без музыки – вечерами Циммер играет на скрипке…
А для нашего «полдня», на вершине ощущения Жизни, – во всём великолепии страсти звучит ослепительное гриновское Фанданго!..
«Чёрный алмаз» – так называет Грин рассказ о вдохновенной силе музыки. «Чёрный алмаз» – характерный этико-эстетический символ Грина, это борьба мрака и света, души, излучающей свет, и другой души, мрачной, способной сделать чёрным даже солнце. И здесь Грин возвращается к образу: прерванность любви как прерванность музыки. Музыка у Грина стремится к наивысшей полноте выразительности. И это отвечало музыке современной эпохи.
А.С. Грин оставил живописцам мучительное и счастливое право оживлять, переводить на язык своего искусства его картины; музыкантам – услышать и записать на нотную бумагу его мелодии; кинематографистам – весь живой мир в целостной гармонии единства. А сам писатель – как феномен художника слова – остаётся жить в неприкосновенной гамме своих состояний, в необычайно сложно сплетённом узоре мысли, интуиции, чувства, в том сложном явлении творчества, которое Грин называл «сверкающей человеческой душой, выраженной художественным усилием».
Ток гриновского обаяния, первозданность таланта, чудодейственная доброта – влекут к нему живые души отовсюду.
В Доме Грина – его феодосийском музее – это особенно очевидно: вдохновляющая власть художника, его великая объединяющая энергия, воспринятая читателями, ощущается в многотомных музейных книгах отзывов, перемежая человеческие поколения, языки и страны, создают уникальную летопись Признания в любви. Грин был прав: «Писатель – тот, в ком много людей».